..солнце, дробясь через листву, ветви и грушевый цвет, горячими пятнами пестрило, щекотало его лицо.
под затылком он чувствовал ее ноги - самое страшное в мире, женские ноги!..
..слышал запах ситцевой юбки и кофточки, и все это мешалось с цветущим садом и с Катей; томное цоканье соловьев вдали и вблизи, немолчное сладострастно-дремотное жужжание несметных пчел, медвяный теплый воздух и даже простое ощущение земли под спиною мучило, томило жаждой какого-то сверхчеловеческого счастья.
и вдруг в ельнике что-то зашуршало, весело и злорадно захохотало, потом гулко раздалось - ку-ку! ку-ку! - и так жутко, так выпукло, так близко и так явственно, что слышен был хрип и дрожание острого язычка, а желание Кати и желание, требование, чтобы она во что бы то ни стало немедленно дала именно это сверхчеловеческое счастье, охватило так неистово, что Митя порывисто вскочил и большими шагами зашагал прочь.
вместе с этим неистовым желанием, требованием счастья, под этот гулкий голос, внезапно раздавшийся с такой страшной явственностью над самой его головой в ельнике и как будто до дна разверзший лоно всего этого весеннего мира, он вдруг вообразил, что письма не будет и не может быть, что в Москве что-то случилось или вот-вот случится и что он погиб, пропал!..
идешь весенним Киевом и невольно вспоминаешь слова классика -
самое страшное в мире - женские ноги!
таки прав был Иван Алексеевич.
самое страшное - женские ноги.
причем, во всех смыслах.